Хаббард–Джонс с бритвой в руке застыл в волнении перед зеркалом. Лицо у него было наполовину покрыто мыльной пеной, но все–таки оно выглядело этим утром необычно.
— Я избранник судьбы, — звучно обратился он к своему отражению, и ванная откликнулась на эти пророческие слова мелодичным эхом.
Из спальни доносилось приглушенное хныкание и шуршание. Скромница одевалась.
— Убирайся к черту! — крикнул он ей и снова погрузился в мечты об уготованной ему великой судьбе. 9.45. Понедельник, 27 сентября. Он твердо знал — наступил его день.
Его день. Быть может, этому дню суждено стать национальным — нет, всемирным! — праздником. Люди приколют на грудь значки с его портретом, и все усядутся за праздничные столы. «Что вы делаете в день Хаббард–Джонса? Едете куда–нибудь?» — «Нет, мы собираемся провести его дома, в семейном кругу, ведь для нас это священный день».
Хаббард–Джонс сделал над собой усилие и добрился. Уж если этому дню суждено стать днем его величия, нужно начинать его достойно…
Стуча каблуками, Скромница взбежала по деревянной лестнице, и вот она уже в конторе «Акционерного общества Футлус».
— Вы сегодня рано, — заметил Рональд. В его словах не было и тени сарказма. Четверть двенадцатого — это действительно было рановато для Скромницы. Четких заданий отделу не давали, сотрудников нанимали бог весть по какому принципу, и поэтому рабочий день начинался поздно. Но добросовестный Рональд всегда являлся в девять, а сегодня и того раньше — он встретился в кафе с Кроумом, чтобы снова обменяться портфелями.
— Я приехала на метро, — объяснила девушка, усаживаясь на стол, за которым работал Бейтс, и, помолчав, добавила:
— Он меня все время обижает…
Рональду очень хотелось попросить ее слезть с фотокопий, аккуратно разложенных на столе, — это были снимки с двадцати страниц книги, которую он брал у Кроума, — он слышал, как хрустит плотная бумага, но не мог вымолвить ни слова, чтобы спасти плоды своего труда, он только смотрел на гладкое колено и белое–белое плечо. Скромница наклонилась к нему поближе:
— Знаете, что он сегодня утром болтал?
Рональд, в восхищении от ее красоты, лишь помотал головой.
— Он снова завел свою старую песню: мы диверсионно–десантный отряд, и сегодня особенный день, и все мы этого дня столько времени ждали, а сам он на пороге великих дел.
— Кто знает, может, быть, так оно и есть. Поглядите.
Рональд протянул руку за фотокопиями, на которых сидела Скромница, и потащил из–под нее лист бумаги. Девушка вдруг вскочила, сбросив плоды его труда на пол.
— Ах, неужели и вы такой же, как все! — воскликнула она, бросилась в «святилище» и заперлась там на ключ.
Хаббард–Джонс приехал перед самым обеденным перерывом — он все утро отмечал в баре на углу «День Х.-Дж.».
— Сэр, они действительно ведут странную игру, — сказал ему Рональд, как только шеф появился на пороге. — Вот посмотрите. Вы сказали, что сэр Генри упомянул какого–то курьера. И курьер должен был прибыть в лондонский аэропорт накануне этого заседания. И он прибыл. Но его машину по дороге в Форин оффис обстреляли. Курьер был убит, а мешок с диппочтой украден! — Рональд перевел дыхание. — И он не первый, — продолжал Рональд, но шеф бесцеремонно его перебил:
— А что я говорил? Черт возьми, я — гений! Гений! Что я говорил? Утайка. Он это утаил. Даже не упомянул на совещании. Ну, теперь сэр Генри Спрингбэк у меня на вертеле. Я его зажарю! Зажарю!
— Минуточку, сэр, я не закончил. Это не все. Это только начало.
— С меня достаточно!
— Нет, взгляните, сэр, — кодовое название материалов, которые этот курьер вез, — Терпсихора!
Хаббард–Джонс тупо поглядел на Рональда. Он нетвердо держался на ногах.
— Тер–р — как вы сказали?
— Терпсихора, муза танца.
— А–а… Бейтс, вы пьяны.
— Но, послушайте, сэр, — было еще три курьера, их точное так же убили в течение предыдущих двух недель. Вот кодовые названия их материалов. Клио, Талия, Евтерпа… Понимаете?
— Что понимаю? Бейтс, у вас ничего не разберешь.
— Это все имена муз. Понимаете — эти задания все связаны между собой. И их должно быть еще пять — ведь муз было девять…
Но уж этого Хаббард–Джонс снести не мог — он никому не позволит считать его неучем!
— Черт вас побери! Я не хуже вас знаю, сколько было муз. Я тоже учился в школе. Стараясь держаться с достоинством, он проследовал к двери в свой кабинет, но дверь была заперта.
— Какого черта! — завопил он. — Кто там?
— Пошел вон, — донесся из–за двери голос Скромницы.
— Ну это мы посмотрим. Запомните: мы теперь десантный отряд.
Хаббард–Джонс сделал шаг назад и изо всех сил бросился на упрямую дверь в ту самую минуту, когда Скромница, убоявшись своего непослушания, отперла ее. Хаббард–Джонс с разбегу влетел в кабинет, потерял равновесие, стукнулся головой об угол письменного стола и рухнул замертво.
Рональд и девушка склонились над бесчувственным телом, и в это время в комнате появился Джок Мак–Ниш.
— Что случилось?
Рональд и Скромница объяснили как умели, стараясь не выставлять Хаббард–Джонса в уж очень нелепом свете. Джок примерился и тяжелым башмаком три раза сильно ударил шефа в бок.
— Это тебе за безмозглого шотландца, — прошипел он и пошел прочь. — Запомни, Рон, — добавил он, вдруг обернувшись: — Уж если бить, то лучше лежачего. И исчез за дверью.
Наступили три хлопотливых дня.
Они были полны хлопот для Хаббард–Джонса: долгие часы он сидел в одиночестве у себя в кабинете с забинтованной головой и перевязанной грудью и обдумывал, как наилучшим образом подложить бомбу, которая потрясет Управление внутренней безопасности до железобетонного основания.